main page галоўная старонка
цалкам тэхнічны вадаём

Торч ( Творчество Обезбашенных Расколбашенных Челов )

[1][2][3][Нyмaр_4]

Авитаминоз.

Все должно стать гораздо хуже,
прежде чем стать немного лучше.

Роберт Хайнлайн

Я прибью свою надежду
гвоздиком большим к потолку,
Она будет там висеть,
серебриться и искриться,
заливаться желтым смехом.
Рядом я подвешу кактус,
синий и пушистый.
Просто он замерз
и давно не стригся.

Неоконченный роман в трех частях о работе мозга в зимне-весенний период

Часть 1
Капли мыслей стекают по позвоночнику куда-то вниз. Я голоден. Поэтому они скапливаются в желудке в маленькую лужицу, перевариваются там, и становятся мыслями о Еде…

Часть 2
Крыша уехала. Харизма обиделась. Либидо разбилось.
Весеннее солнце оплодотворило мой мозг новой идеей. Хотя Идея внешне была женского рода, но, по сути, она являлась глубоко феминистичной. Когда через полтора годика Идея научилась говорить, она наконец-то высказала мне свою сущность и содержание. К сожалению, мозг был так опустошен актом рождения идеи, что я ничего не помню. Очень прискорбно… …

Часть 3
Пошлая пошлая пошлая мысль поскреблась ко мне… … …
P.S. сто пятьдесят миллиардов точек!.

×××

   Она снова моргнула глазами, не в силах поверить в реальность той безмерной красотищи, что открывалась перед ней. Необъятная оранжево-пыльно-скалистая неописуемая прекрасность лежала у ее ног. Теплые древние камни, казалось, затаили в себе разгадку самого важного вопроса человечества. Лучи закатного солнца слегка касались скал, боясь потревожить их совершенство, и в этих лучах танцевали миллионы красно-рыжих пылинок, создавая еле уловимое движение, единственное в этом царстве неподвижности. Одиноким звуком, посмевшим потревожить это исполненное великолепия безмолвие, был чуть слышный шепот проказника-ветра. Каждый миллилитр воздуха был напоен, наполнен, пропитан мелодией, сотканной из покоя, тишины и заката. На многие мили вширь, вглубь, и даже чуточку ввысь звучала она. «Уфффф, вот ведь красотища!!!»- подумала довольная ежиха и, натопорщив иголки, осторожно отползла от края Гранд-Каньона. Ее довольное похрюкивание смешалось с шепотом ветра.

Историческая справка: Grand Canyon – один из глубочайших каньонов в мире. Расположен на плато Колорадо, США. Выработан рекой Колорадо в толще известняков, песчаников и сланцев. Длина 320 км. Глубина 2100-2400 м. Ширина 8-25 км на уровне поверхности плато, менее 1 км – у уреза воды.



×××

…на мягком коврике у камина спит, свернувшись клубком и накрывшись хвостом, твой вчерашний пушистый сон. В теплом безмолвии потрескивающих поленьев рождается мысль. Чувство бескрайнего одиночества вслед за серым дымком поднимается по трубе все выше и выше, к звездам, чтобы найти себе другого хозяина среди мерцающих холодной красотой звезд…

×××

   У меня есть друг. Он нежный и ласковый. Я тоже ничего, по сравнению с ним, - я маленькая серая мышка, вылезшая из мусоропровода. Он часто приходит ко мне, и каждый час нашего совместного пребывания мы посвящаем танцам. Мы танцуем «Танец любви». Сначала я подставляю свою серую, подранную мордочку его сладким поцелуям, а он обволакивает ее своим горячим дыханием и согревает за ушком. Потом я переворачиваюсь на спинку и подставляю свое волосатое пузико, а он своими нежными пальцами- лучиками дыбит шерстку и ковыряет пупок. Как истинный рыцарь, он целует мои ладошки, заставляя выпускать коготки. После танца мы ложимся вместе и смотрим друг на друга, я пою ему свою песню, а он обнимает меня и дарит мне свое тепло. Провожаю его, сидя на крыше двенадцатиэтажки, и смотрю, как его обнаженный торс растворяется в оранжево-синеватой дымке. Кубарем спускаюсь с вонючей, описанной жалкими подростками лестнице; я спешу домой, чтобы привести себя в порядок к завтрашнему танцу. Утром он приходит, стучит в окно, заходит, выводит меня из ночного забытья, разворачивая мое сонное тело, и ведет опять на крышу. Там мы опять танцуем, пока не приходят его развратные подружки Тучки и не уводят его в свой бордель, или пока не придет какой-нибудь мартовский кот, который вернет меня на четыре лапы, прижмет к грязному рубероиду и будет жестоко насиловать, больно кусая за шею.
   Вот такое мерзкое Бытие у серой кошки, которая хочет в любовники солнце.
Солнечному дню посвящается…

Небо, отпусти меня домой…
Илья Черт

   Тебя нет. А небо молчит.
   Издевается, серая сука. Далеко, безмятежно, спокойно. А я вою на луну, я скребусь в закрытую дверь и хватаю снег раскаленным, обоженным кровью языком. Мой маленький воспаленный мозг, где рождаются и погибают обрывки мыслей. И воспоминание о твоих ресницах плавится в нем. Они сгорают, пушистые, длинные. Когда-то в них путалось солнце. Сейчас их лижут языки пламени. Где бродишь ты, Маленький принц? Скитаешься где-нибудь в районе Млечного Пути, сдуваешь пыль со стареньких звезд и зажигаешь новые. Растишь свою Розу.
   А Лис, задрав морду, воет, воет, воет, потому что никогда не сможет понять, о чем ему хотят рассказать далекие мерцающие огоньки в темной глубокой выси.

Black cloud crossed my mind
Blue mist round my soul
Feel so suicidal

John Lennon

   Душно внутри меня. Слишком тесно в моем внутреннем пространстве. Оно забито органами, мышцами, нервами, связками. Мерзко снаружи. Дождь, воздушные потоки облака…
О чем этот рассказ? Ни о чем. Точнее, ни о ком. Потому что я никто и ничто. Я точка в пространстве, наделенная душой. Я направленный куда-то вектор, нарисованный карандашом одиночества.
   Я просто мучимое всеми мыслимыми и немыслимыми вопросами, какими когда-либо только задавалось человечество, существо, для простоты обращения и существования, называющее себя бесполым.
   Просто эта мысль зрела всю зиму, набиралась сил, соков жил, энергии, росла, как почка, и взрослела, как человечек, и вот, наконец, созрела – и лопнула, взорвалась, и теперь моя душа похожа на чьи-то вывороченные взрывом внутренности – все наружу, вся грязь и гадость под щедро политым соусом крови и лимфы. Просто мою душу в очередной раз стошнило на самый чистый в мире лист бумаги очередным потоком эмоций.

Жанна
   Я мало сплю. Тем не менее, я чувствую себя бодро. Весь мой дух (контроль моей плоти) тренируется еженощно, ежечасно. Мне говорят, что я не должна уставать, и я снова беру в руки алебарду или меч и продолжаю совершенствовать боевые навыки. Хотя я давно уже не билась с живыми людьми. Последний мой партнер по схватке был вынесен на щите во двор моей тюрьмы.
Иногда я люблю свой дом. Иногда я о нем не думаю. Иногда я помню каждый портик. Иногда я падаю с винтовой лестницы, ведущей на башню, лежу, глотая кровь и плачу. Когда я устаю плакать, я переворачиваюсь на спину, широко открываю глаза и смеюсь. Иначе можно сойти с ума.
   Я не могу придумать себе занятия, потому как каждое мгновение должна выполнять задания 14 инструкторов. Моя любимая игра – поединок с медведем или волком. А иногда - втроем. Вгрызаясь в их жадные, налитые кровью языки своими почерневшими зубами, я забываю, что я - человек. Мой противник не верит, что он зверь. Раньше учителя стояли у маленького окошка в потолке моей обители и через решетку управляли животными при помощи пик. Через некоторое время они исчезли. Совсем недавно, разламывая грудину уже удушенного зверя, я ощутила упреждающий укол их железной пики и грозного взгляда. Хотя грозность трудно отличить от гордости с залитыми кровью глазами.
   Но самое веселое для меня занятие – когда меня раз в несколько сотен лет выпускают далеко за пределы замка и разрешают реализовать мои навыки на живых людях. Но я умею не только драться. Я умею все, что я знаю.
   Совсем, вроде, недавно мне пришлось снова громить англичан. Их было мало. Но не в этом дело. Все случилось так быстро, что я не успела опомниться, как вернулась домой.
Не знаю, почему мне запомнилась эта не запоминающаяся совсем битва. Иногда я чувствую, что там я в очередной раз умерла. Иногда – что не умерла, но и не выжила. Иногда – что недоскончалась. Иногда - что этой битвы не было. Когда мне становится грустно, и трудно дышать, я отстегиваю кирасу, кладу руку на грудь, слушаю, как через шрам бьется обломанный наконечник стрелы, и сплю.

×××

   Маленькие серебристые ниточки падали на землю. В полете, сплетаясь в легкую паутинку, они тоненькими иголочками прокалывали Землю, образуя на ней маленькие зелененькие болотца. На болотцах цвели белоснежные кувшинки. По вечерам переливчато квакали лягушки. А еще в болотце гнил труп лошади. Жутко воняло и было скучно.

Дурилка по мотивам 27 сонета
by William Shakespeare
“My mistress eyes are nothing like the sun”

-My mistress ass is like two friges!
-My master’s dick is nothing…
Just nothing.
-My hunger for her is just about seven inches!
-Seven inches?!!! Keep dreaming on!
-O.K. Six and a half.
-It is so HARD… to feel…
that you are certain.
-Oh, yeah, baby, it’s hard and stiff,
you can be certain.
-My lord, don’t be so self-assured…
Cause this will lead to a decline.
-Oh, yeah, decline.
We shall decline together!
-To sex or not to sex?
Decline and get some sleep.
-To sex! To sex!
And then to die in overwhelming passion.
And then to resurrect to die again
on some occasion…
-The SEX is coming! Or YOU are?
-I am! I’m near! I’m almost there!
I’m almost gone!
You’ve turned me mad and crazy.
My pants are wet, and now I’m lazy.
-I’ll make you strong again,
And I will wash your pants,
Just come…
-O.K. I’ll come.


Satisfucktion?
   Яйцепуп сидел такой довольный. Он прорвался. Солнце светило со спины, т.е. оно могло бы светить в спину, если бы не было стены. Но она была, т.е. она и сейчас есть. Есть. Кстати очень хочется. В смысле есть.
- Шизофрения?
- Нет.
- Тогда что?
- Может быть усталость?
- Да? Нет!
   Яйцепуп сидел такой расстроенный. Солнце село. Село было не далеко.
- Пойти - не пойти?
- Куда?
- В село?
- Лето?
- Нет!
- А когда?
- Скоро.
- А сейчас?
- Весна.
- Непохоже.
- Вот-вот.
- Кстати!
- Что?
- Ничего…
Яйцепуп уснул. Луна светила в лицо. Лица было много, поэтому Луна тоже светила много.
- Утро?
- Нет. Его не будет.
- А летом?
- А летом будет.
- Это хорошо.
- Конечно хорошо, ведь надо когда-то же спать…

Ужо мароз. Пасохлі травы,
На дрэвах дзе-нідзе лісток
І вожык, наш звярок рухавы,
Аблюбаваў для сну куток…
Ч.Навіцкі

Йожик

   Разбудил йожика его собственный кошмарик. Йожик высунул носик из-под листочка, пошевелил им и понял что у него сушняк.
- Х-хоч-чу пить – прошипел он. Встал на лапки и побежал. Два года он бежал. Он бежал к морю. Море было далеко. Но он знал, что море это много, очень много воды.
Рано утром, на рассвете, йожик увидел Море. Собрав последние силы, он пополз к пляжу.
- В-о-о-д-а-а-а – простонал он и плюхнулся в море. Прохладная волна обняла его, пуская пузырьки, он кувыркался в воде.
- Ой, блин! До чего же хорошо! – радостно закричал он.
- Сам ты блин… - обиженно прошептала медуза.
- Это я не про Вас, это я от радости!
- Знаю я вашу радость, - раздраженно сказала медуза.
- Вы знаете? Правда? Я бежал две зимы, я бежал издалека, я бежал потому, что хотел пить, я бежал потому, что знал, что здесь много, очень много воды!
- Дурашка, эту воду нельзя пить, она солёная – прошипела медуза.
- Солёная? Не может быть, – расстроился йожик.
   Он вспомнил. Он вспомнил свой кошмар, кошмар, разбудивший его тем утром, два года назад. Ему снилось море соли, огромное и бесконечное.

Пух

И снова я ощутил на свои плечах невесомый,
но невыносимый груз одиночества

Виктор Пелевин

×××

   Я буду лежать на ледяных каменных плитах пола у твоих ног. Я буду танцевать в едином ритме с раскаленными языками пламени. Я буду шершавым языком волчицы лизать твой лысый череп. Я буду идти к тебе по осколкам цветных стекол, и путь к тебе будет окроплен моей кровью. Я буду перебирать пряди твоих золотистых волос и вплетать в них серебряные нити нежности. Я буду будить тебя по утрам кошачьим мурлыканьем и довольным урчанием. Я буду покрывалом из розовых лепестков на твоей постели. Я буду прохладным белым вином в бокале твоей женщины. Я буду жить в твоем холодильнике между кубиком льда и замороженной клубникой. Я буду рассветным лучом касаться твоей кожи. Я буду тенью твоей тени. Я буду замаливать твои грешки и мелкие проступки. Я буду дорожной пылью на твоих ботинках. Я буду желтой листвой шелестеть на фоне пронзительно-голубого осеннего неба, такого яркого, что больно смотреть. Я буду обнимать тебя соленой океанской волной. Я буду нашептывать тебе о самых тайных желаниях. Я буду перетекать в тебя по капле и становиться одним с тобой целым. Я буду твоей музой, рассказывающей о внеземной красоте северных закатов. Я буду таблеткой Ecstasy у тебя на языке. Я буду слезами, выжигающими твои щеки, когда твой сын умрет. И я буду звать твоим именем нашу дочь.
   Я буду лежать на ледяных каменных плитах пола у твоих ног. Если только ты снова скажешь: « Мне важно, что бы тебе было со мной хорошо…»

…the people who hide themselves behind a wall of illusions
John Lennon

×××

   Он смотрел на мир чуть раскосыми, похожими на инопланетные, серыми глазами. Глазами цвета холодной равнодушно-безразличной стали. Многие считали, что они голубые, хотя он был уверен, что они истинно серые. Впрочем, его мнение часто расходилось с мнением окружающих. Часто он люто ненавидел дикой первобытной ненавистью все радости и прелести существования в этом насквозь прогнившем и протухшем измерении. Иногда он готов был простить миру всю его озлобленность, высокомерность, мнимую оскорбленность, гнев, амбиции, злобу, раздражение, беспросветную тупость, душевное уродство, несправедливость, зловредность, склонность к насилию, похоть, извращенность, цинизм – только потому, что был счастлив. Заполнен до краев какой-то детски-непонятной, похожей на улыбающееся небо, радостью. Но больше всего он любил бывать в своем собственном измерении, своем хрупком мирке со стенами из облаков, полом из паутины, потолком из капелек весеннего дождя и иллюзиями вместо окон. Там никто не мешал ей побыть наедине с собой, никто не пинал ее за теорию бесполости, никто не произносил банальных фраз и пустых слов. Ттишшшшшина... Там она, урча, как огромная серая кошка, могла, залившись по самые кончики ушей чаем, спать, свернувшись пушистым клубком у камина. Он так любил перелезать через стену иллюзорных облаков ( или заоблачных иллюзий), и становиться самой собой. Каждый прячется за свою стену иллюзий. Ее стена – это ее комната, ее ботинки и ее рассказы. В них он выражал себя, становясь ею. Ведь, на самом деле, он был девушкой. Точнее, по всем внешним признакам он принадлежал к женскому полу, к прекрасной половине человечества, к этой расе лживых, с вечно обостренным синдромом хронической сучности, прирожденных притвотщиц.
   Просто кто-то пошутил, засунув мужскую душу, мозг и содержание в женскую оболочку. Она любила мужчин, клубнику со льдом, и одиночество, потому что по сути была волком-одиночкой. Именно волком, а не волчицей. Ведь такой уж ее создали.

×××

   Я хочу быть Кошкой, нет, не красивой и пушистой, а гордой и независимой. Кошка всегда может уйти, и прийти она тоже может. Если закрыта дверь, она войдет через окно, она не останется на пороге. И Кошка никогда, слышите, никогда не плачет. Кошки не умеют и не любят плакать. Когда ей делают нехорошо, она кусает и царапается, когда ее выбрасывают с седьмого этажа, она приземляется на все четыре лапы, отряхивает хвост и больше никогда не возвращается. А ЯЯЯЯЯЯЯ!??? Я ухожу побитая, я долго своими слезами зализываю раны, я всегда плачу, я не хочу так, я хочу как Она, как Ты. А Ты???!!
×××

   Происходящее сыпалось откуда-то сверху. Оно было похоже на туман, такое же густое, так, что ничего не было понятно. Не понятно, откуда. Не понятно, зачем, почему и куда. Все чувствовали, что надо уходить, и Абсолютно Все знали, что идти некуда. Изредка в Ком-нибудь вспыхивала Искорка-Надежда. Ком-нибудь вскакивал и спешил поделиться с Кем-то. Но Кем-то не зажигался от Искорки-Надежды и ругал Ком-нибудь за легкомыслие. И Ком-нибудь потухал уже навсегда, он пытался резать вены. Иногда это получалось. Тогда к запаху тумана Происходящего примешивался запах теплой крови. Всех тошнило, и Все опять хотели сбежать из этой Мерзости Происходящего. Кто-то в первом радостном порыве вскакивал на кочку, вырывал свое сердце и кричал: «Побежалиии!!!». Но нельзя жить без сердца, даже если живешь для других. Опять пахло кровью. Опять хотелось блевать…

×××

   Жил-был ежик в бигудях и было у него четыре ножки и носик пупочкой. Ёжик был мальчиком и очень любил девочек, но те не любили его, потому что он носил трусики. А без трусиков ёжик не мог. А знаете почему? Пиписка очень мерзла. Вот.

ÖÖÖ

    Кошка плачет, кошке больно, у кошки по весне авитаминоз. Слону плохо, слон в прыщах – у слона авитаминоз. Ежик кашлял, ежик чхал. Ежик колол витамин С и перестарался – все равно авитаминоз. Пейте витамины по весне, но не злоупотребляйте.

Посвящаем всем тем, кто знает, что во всем виноваты слоны, потому что они вырастают из мух…

[Topч_1] [ Topч_2 ] [ Topч_3 ] [4]

©2000 - 2002, Torch Team

галоўная старонка   балотны чат   гасьцёўня
©2001 - 2003 Nasza Balota
Сайт управляется системой uCoz